Академия Кендзюцу и Айкидзюцу

(Школа “Новое кагэ клана Ягю”)

Школа Синкагэ развилась на базе школы Кагэ-рю, основанной Аису Хисатада (1452-1538). Создателем считается Камиидзуми Хидэцуна (1508?-1588), который “заимствовал некоторые тонкости” Кагэ-рю, и предложил трактовку кагэ как предпочтение пассивного состояния активному и агрессивному. В небольшом эссе он утверждает, что цель этой школы “ввести ряд приемов, которые используются в зависимости от действий противника и в ответ на них, подобно тому, как управляют парусом, следя за ветром, и выпускают сокола, завидев кролика”.

Согласно легенде, Ягю Мунэёси был самым выдающимся мастером меча в районе Киото. Он хотел схватиться с Хидэцуной, но тот выставил против него своего ученика, Тоёгоро. Тоёгоро с легкостью нанес Мунэёси три поражения подряд. Затем против него вышел Хидэцуна, и с легкостью отобрал меч. Хидэцуна так же трижды победил Мунэёси. Убедившись в превосходстве мастерства Хидэцуны, Мунэёси тут же попросился к нему в ученики и предложил ему лошадь, два жбана вина, пять тюков морской травы и бочку отборного риса. Хидэцуна оставался с семьей Ягю в течении всей следующей зимы. Уезжая, он велел Мунэёси самостоятельно осваивать технику муто – “без меча” (искусство завладения мечом противника, не имея своего собственного). Мунэёси с готовностью выполнил задание учителя, и когда через год Хидэцуна вернулся, продемонстрировал мастерство. Просмотрев серию поединков муто, Хидэцуна был потрясен, и вручил Мунэёси диплом мастера меча.

В 1594 году земли семьи Ягю (имевшие стратегическое значение) были конфискованы правительством Тоётоми Хидэёси, и ее состояние начало таять. Поэтому Мунэёси присоединился к Токугаве Иэясу. Услуги, оказанные Токугаве Мунэнори (пятым сыном Мунэёси) во время сражения при Сэкигахара (1600), оказались настолько значительными, что новый правитель вернул семье Ягю ее земли, а Мунэнори получил должность наставника в искусстве боя на мечах при Хидэтада, втором сёгуне Токугава.

Последующее возвышение Мунэнори было непрерывным. В 1615 году, во время летнего похода на Осаку, он прославился как телохранитель, убив семерых из специального штурмового отряда вражеских воинов, проникших близко к лагерю Хидэтада. В 1623 году он был назначен наставником в искусстве боя на мечах к Иэмицу, третьему сёгуну Токугава. В 1623 году он получил должность о-мэцукэ – начальника тайной полиции. В том же году он завершил свой трактат об искусстве боя на мечах – “Хэйхо Кадэн Сё”. В 1636 году он стал даймё. Умер Ягю Мунэнори в 1646 году.

Ягю Мицуёси (1607-1650), сын Мунэнори, также был крупным мастером фехтования. В своем трактате “Цуки-но Сё” (“Заметки о луне”) он написал: “Меч школы Синкагэ – не клинок ян, но клинок инь; он не предполагает какой-либо позиции, его позиция – в отсутствии позиции. Позиция школы Синкагэ – содержать действия в ответ на движение противника. Цель этой школы – ни рубить, ни парировать, ни побеждать, ни проигрывать”.

Карьера великого мастера меча Камиидзуми Исэ-но ками Нобуцуна тесно связана с двумя князьями-даймё периода Сэнгоку-дзидай (1467 – 1573): Уэсуги Кэнсин и Такэда Сингэн. Владения Уэсуги простирались от побережья Японского моря до гор центральной части острова Хонсю, где они соприкасались со сферой влияния Такэда Сингэн. В этой точке соприкосновения – на плодородной равнине Каванакадзима – Такэда и Уэсуги с 1553 по 1565 г. пять раз сходились в битвах в борьбе за власть. Кроме этих “битв при Каванакадзима” было еще немало других стычек между их войсками, которые то и дело совершали нападения на вражеские замки.

В конце 50-х гг. 16 в. Такэда Сингэн вступил в союз с сильным кланом Ходзё и при ею поддержке начал одну за другой захватывать крепости Уэсуги в провинции Кодзукэ. Дела шли у него весьма успешно, пока он не подступил к замку Минова-дзё, который располагался дальше всего от сферы влияния Такэда.

Замок оборонял преданный вассал Уэсуги по имени Нагано Наримаса. Умелое руководство обороной Наримаса и отвага его воинов вынудили Такэда на время отступить. Однако в 1561 г. Нагано Наримаса умер. В этой ситуации, когда нападение Такэда было почти неотвратимо, его вассалы приняли решение хранить весть о смерти в тайне столь долго, сколь возможно, пока сын Наримаса – Наримори – не сможет укрепить свое положение. К счастью Наримори оказался столь же способным, как и его отец, и когда армия врага подступила к замку, он был готов к обороне.

На службе у Наримори состоял самурай по имени Камиидзуми Хидэцуна (Хидэцуна было первоначальное имя Камиидзуми Исэ-но ками Нобуцуна), которому было суждено стать одним нэ величайших мастеров меча в истории японского фех тования мечом.

Хидэцуна родился около 1520 г. Он был сыном Камиидзуми Хидэцугу, владельца замка Ого в провинции Кодзукэ и вассала семьи Уэсуги, Поэтому нет ничего странного в том, что весь первый период военной карьере Хидзцуна оказался неразрывно связанным с борьбой между Такэда Сингэн и Уэсуги Кэнсин. С детства он очень любил кэн-дзюцу и в совершенстве овладел искусством школы Кагэ-рю (или Айсу Кагэ-рю), созданной Айдзу Хюга-но ками Ико (1452 – 1538′.’), о котором известно очень немногое. Хидэцугу, отец Хидэцуны, был учеником Айдзу и передал сыну все секреты Кагэ-рю  Некоторые источники сообщают, что кроме Кагэ-рю Хидэцуна изучал еще Катори Синто-рю. созданную Иидзаса Тёисай Иэнао, а также постигал секреты Касима Синто-рю, созданной великим фехтовальщиком Цукахара Бокудэн, под руководством очень известного наставника этой школы Мацумото Бидзэн-но ками Масамото. Впрочем, впоследствии сам Камиидзуми утверждал, что свои знания в области фехтования он получил непосредственно от божества храма Касима – Такэмикадзути-но-о-но ками (он же – Бог доблестного удара мечом – Такэфуцу-но ками).

Напав в 1563 г. на замок Минова-дзё, Такзда не собирался тратить время на осаду и принял решение захватить его штурмом. Однако обороняющиеся оказывали яростное сопротивление и одну за другой отбивали все атаки врага. Очень большую роль в этом деле сыграл маленький о тряд копейщиков, появлявшийся на самых опасных участках и неизменно повергавший врага в бегство. Во главе его стоял сам Наримори, за спиной которого в качестве телохранителя неизменно пребывал Камиидзуми Хидэцуна с копьем или мечом в руках. После отражения одной из атак самураев Такэда Хидэцуна сам организовал контратаку и, скашивая врагов вокруг себя своим страшным разящим мечом, гнал их до самых осадных укреплении.

После почти целого месяца непрерывных жесточайших боев воины Такэды, рассчитывавшие легко и быстро овладеть крепостью, были совершенно деморализованы и уже собирались убираться восвояси, но тут словно сама судьба улыбнулась Такэда: в одной из вылазок погиб руководитель обороны Нагано Наримори, скрыть факт гибели которого защитникам не удалось. В руках у Сингэн оказалось мощнейшее психологическое оружие, и осаждающие воспрянули духом. Зато внутри крепости сложилась тяжелейшая обстановка. У Наримори не было детей, и потому некому было сильной рукой сплотить оборонявшихся, которые раскололись на несколько группировок. Поэтому вскоре гарнизон Минова-дзё запросил о мире, который и получил в обмен на согласие выполнить все требования Такэда. А требования эти были весьма суровы: все родственники Нагано Наримори подлежали умерщвлению, а гарнизон был должен влиться в состав армии Сингэн. Впрочем и то, и другое было в порядке вещей в те суровые времена.

В период осады Такэда Сингэн не раз имел возможность наблюдать за подвигами отважного телохранителя Наримори – Камиидзуми Хидзцуна. Он был столь поражен мастерством и мужеством этого блестящего фехтовальщика, что пожелал почтить его своим вниманием и одарить подарками. Такэда даже предложил Хидэцуна поступить к нему на службу, но получил отказ мастера, который сослался на то, что хотел бы целиком посвятить себя совершенствованию искусства фехтования мечом кэн-дзюцу, и выразил желание отправиться в воинское странствие муся-сюгё. Хотя Такзда было очень досадно, что Камиидзуми не принял его предложения, он все же решил воздать фехтовальщику по заслугам и позволил ему использовать в своем имени частицу “Нобу” (в Японии существовал обычаи неоднократно менять имена в течение жизни), которая была частью имен всех представителен рода Такэда, что было величайшей честью, превосходившей все прочие дары.

После 1563 г. Каминдзуми Исэ-но ками Нобуцуна отправился в муся-сюгё. Во время странствий его сопровождали несколько спутников: племянник Хикита Бунгоро и Дзинго Мунэхару – оба блестящие знатоки кэн-дзюцу, старший сын Камиидзуми Хитатиносукэ Хидэёси, впоследствии основавший школу “военной науки” (гунгаку) и нин-дзюцу Камиидзуми-рю, и некоторые другие. Во время муся-сюгё он участвовал в 17 дуэлях, во всех победил и ни разу не был даже ранен.

Один из эпизодов, произошедших во время странствий Камиидзуми, стал широко известен даже на Западе, благодаря замечательной кинокартине Куросавы Акира “Семь самураев”. Речь идет о знаменитой сцене, когда Камиидзуми освобождает ребенка из лап разбойника. Однако Куросава допустил несколько искажений эпизода. В действительности дело было так.

На подходе к какой-то деревушке местные жители сказали Нобуцуна, что разбойник захватил в заложники ребенка и укрылся в одном из домов. Никто не знал, что делать, и родители несчастного о малыша уже совсем отчаялись. Тогда Нобуцуна наскоро придумал план освобождения ребенка. По случайности в это время в деревне находился дзэнский монах, к которому Камиидзуми и обратился за помощью. Он попросил у него монашеское облачение и переоделся в него. Затем в отдалении от дома, чтобы разбойник не заметил этих приготовлений, мастер обрил голову, после чего, под видом буддийского священника, направился к хижине с двумя рисовыми колобками в руках. Он объяснил преступнику, что принес еду для ребенка, и бросил один шарик в приоткрытую дверь. Потом он предложил второй шарик разбойнику и покатил его по земле по направлению к нему. Бандит потянулся за рисом н на мгновение выпустил из вида “смиренного последователя Будды”. Этого мгновения было достаточно, чтобы Нобуцуна, применив один из приемов дзю-дзюцу, схватил его за руку, вытянул наружу и “пришпилил” к земле. Мгновенная потеря контроля над ситуацией дорого обошлась негодяю: обозленные крестьяне забили его палками до смерти.

Дзэнский монах, видевший все от начала и до конца, склонился перед мастером и вручил ему священный талисман кара, символизировавший принадлежность к буддийской школе Дзэн-сю.

За годы странствий Камиидзуми Нобуцуна чрезвычайно усовершенствовал свое фехтовальное мастерство и в 1571 г. удостоился небывалой чести, получив приглашение продемонстрировать свое кэн-дзюцу для самого императора Огимати, который интересовался фехтованием. Такой чести ранее не удостаивался ни один мастер меча, и Нобуцуна постарался, чтобы предстать во всем блеске. Демонстрация Камиидзуми произвела столь большое впечатление на императора, что он удостоил Камиидзуми довольно почетного 4-го придворного ранга.

С тех пор у Камиидзуми Исэ-но ками появилось немало завистников среди мастеров кэн-дзюцу, жаждавших прикончить своего более прославленного собрата и тем самым урвать свои кусок пирога. Рассказывают, что однажды поздно ночью Нобуцуна шел по узкой улочке провинциального городка. Вдруг он почувствовал, что где-то поблизости укрылась засада. Не прекращая движения, мастер мгновенно обнажил меч и резко очертил круг. В то же мгновение четверо злоумышленников мертвыми упали к его ногам.

После выступления во дворце Камиидзуми Исэ-но ками поселился в г.Фусими неподалеку от Киото и открыл там додзё, в котором начал преподавать собственную школу кэн-дзюцу, получившую название Синкагэ-рю– “Новая школа Кагэ” (“новая” применительно к школе Кагэ-рю, которую Камиидзуми изучал в детстве). Школа знаменитого фехтовальщика быстро привлекла к себе большое внимание, чему немало способствовал тот факт, что ее стали посещать военачальники сёгуна.

Чему же учил мастер? Согласно мастерскому сертификату школыСинкагэ-рю, врученному мастером несколько позднее своему лучшему ученику Ягю Мунэёси, Камиидзуми преподавал следующие приемы.

1. Сангаку – “три науки”: итто-рёдан; дзантэй-сайтэцу; ханкай; уси-саси: тётан-итими.
2. Кюка – “девять статей”: хиссё: гякуфу : дзю-тати: вабоку: сёкэй; сёдзумэ: хатидзю-гаки; муракумо.
3. Тэнгусё – “избранные [приемы] тэнгу” (приемы дзю-дзюцу): хана: мёсин: дзэнтай; тэбики: ранкэн; нигусоку, нинин-гакэ.
4. Нидзюсити-ка-дзё сэссо – “двадцать семь параграфов разрубания лица”: дзё – “пролог”; ха – разрушение; кю – неожиданность.
5. Цубамэ-о – “хвост ласточки”: цубамэ-о – хвост ласточки”, сарумавари – “обезьяний переворот”; цукикагэ – “лунная тень”: ямакагэ – “тень горы”: уранами – “волны, бьющие о берег”; укибунэ – “поплавок”; орико – “разбивание щита”; дзюрёку – “десять сил”.

В учении Кагэ-рю Камиидзуми нашел доктрину “маробаси”, которая и легла в основу его школы. Сам мастер объяснял концепцию маробаси так:

“Концепция нападения и защиты состоит в приспособлении движений к движениям врага, почти также как моряк поднимает парус, когда задует ветер, или как охотник выпускает сокола при виде кролика. Общепринято думать о нападении исключительно в терминах нападения, а о защите – исключительно в терминах защиты. Однако, на деле, в нападении присутствуют элементы защиты, а в защите – элементы нападения. Последователь Синкагэ-рю должен хорошо понимать значение строчки из одной китайской поэмы, говорящей о кошке, которая кажется спящей, но в действительности начеку”.

Термином “маробаси” обычно обозначают “путь природы, свободы и энергии в жизни”. Однако, “маробаси” имеет двойное значение, поскольку он выражает истинность учения китайскою стратега Сунь-цзы, а в кругах последователей учения Дзэн обозначает божественное озарение. Если же говорить о поединке, суть маробаси в том, что воин должен знать и врага, и себя самого. Он должен подчинять врага своей воле и, когда тот “попадется на приманку”, отвечать со всей мощью, подобно камнепаду, обрушивающемуся с горы.

Камиидзуми учил, что в бою дух должен, сохранять полную незамутненность и предоставить все действия телу. Тогда естественность, достигнутая благодаря слиянию с природой, станет залогом успеха, и человек сможет спокойно встретить любую неожиданность.

Будучи человеком незаурядным и ревностным приверженцем Дзэн, Нобуцуна выдавал своим ученикам любопытные сертификаты, в которых ничего собственно о кэн-дзюцу не было ни слова. Как правило, эти документы, скрепленные личной печатью мастера, содержали проникновенные пятистишья пейзажного или философского характера, а сертификат, удостоверявший высшую степень мастерства, представлял собой контур круга на белом листе – и больше ничего. Круг символизировал идею “незамутненного зеркала”, “озерной глади” или “луны в воде”, выступая аллегорией чистого непоколебимого и непобедимого всеотражающего духа.

Лучшим учеником Камиидзуми Исэ-но ками стал Ягю Мунэёси. О том, как началось его ученичество, рассказывают так.

Уже до встречи с Камиидзуми Ягю был мастером фехтования. Он овладел всеми таинствами школы Тюдзё-рю и не раз подвергал свое умение проверке на полях сражений. Однако все это оказалось лишь прелюдией к истинному постижению таинств кэн-дзюцу.

Родственником Мунэёси был настоятель буддийского монастыря Ходзо-ин монах по имени Инъэй. Монахи Ходзо-ин немало времени уделяли воинским тренировкам, и Инъэй стал прекрасным мастером копья. Прослышав о подвигах Нобуцуна, он решил познакомиться с великим мастером, а заодно помочь Ягю Мунэёси в поисках хорошего наставника. Поэтому он направил Камиидзуми Исэ-но ками послание, в котором приглашал его посетить монастырь и дать несколько уроков его родственнику.

В то время Нобуцуна было 55 лет. Мунэёси был на 20 лет моложе. Можно представить себе разочарование Ягю, когда Нобуцуна предложил ему для начала сразиться с его племянником Хикита Бунгоро. Но делать было нечего, и Мунэёси дал свое согласие на бой.

В этом поединке его ждал еще один сюрприз, и довольно неприятный. Дело в том, что, в отличие от обычной практики тех дней и привычки самою Ягю, Хикита использовал не деревянный меч бокуто, а бамбуковый синай, которым, выждав удобный момент, от души врезал по лбу Мунэёси. Тот на мгновение опешил, поскольку привык к поединку по правилам “цумэру”, когда деревянный меч останавливался в нескольких миллиметрах от поражаемого участка, не причиняя реального вреда. Он попробовал продолжить бой, но тут же получил новый удар синаем. И тут, наконец, Ягю Мунэёси осознал, что ему противостоит мастер и школа, намного превосходящие его уровень. Он уже собирался признать это, но тут сам Нобуцуна взял синай из рук Хикита Бунгоро и предложил Мунэёси попробовать свои силы в поединке с ним. Ягю принял боевую позицую, но тут же понял все свое бессилие перед лицом великого мастера. Он бросил бокуто на землю, пал перед Нобуцуна на колени и попросился к нему в ученики.

После этого памятного поединка вся компания старых и новых друзей во главе с Камиидзуми Исэ-но ками отправилась в поместье Ягю в провинции Ямато, где мастер и прожил до самой кончины в 1577 г., передавая секреты своей школы роду Ягю.

А.М.Горбылёв, статья опубликована в журнале «Додзё» №1

Синкагэ-рю была одной из самых популярных школ фехтования в средневековой Японии. Она возникла в эпоху Асикага и начало ей положил Ками-Идзуми Исэ-но-ками Хидицума (умер в 1577 г.). Он провозгласил, что узнал секреты своего искусства прямо от бога Касима. Несомненно, всё это прошло определённые фазы развития и так называемые секреты должны были сильно возрасти в числе. В настоящее время есть довольно много документов, составленных о мастерах их лучшими учениками. Среди таких документов находятся отдельные фразы и эпиграммы в стихах, особенно почитаемых дзен и не имеющих прямого отношения к мечу.

Например, последний аттестат, подтверждающий квалификацию учителя, выданный этой школой, не содержал ничего, кроме круга. Это вызывает представление о светлом зеркале, которого никогда не касается ни пыль, ни грязь. В буддийской теории познания это – “совершенное-великое-зеркало-мудрость”, т.е. та самая Недвижимая Праджня, о которой говорил Такуан. Ум фехтовальщика должен быть совершенно свободен от эгоистических аффектов и интеллектуальных расчётов, чтобы “изначальная интуиция” могла работать во всю силу – это и есть состояние “не-ума” или “не-умности”. Чисто техническое владение мечом ещё не даёт фехтовальщику подобной квалификации. Он должен превзойти сначала конечную стадию духовной дисциплины, т.е. достичь “не-умности”, которую символически выражает круг, свободный от всякого содержания – круг без окружающего.

Среди сугубо технических терминов в тайных документах школы фехтования Синкагэ-рю есть фраза, буквальное значение которой никак не связано с фехтованием. Все тайны учения передаются устно, и посторонний не может точно знать смысл той или иной фразы в системе учения о владении мечом. Например фраза: “Воды Западной реки”. Комментатор, который не знает истинного смысла, интерпретирует её как свидетельствующую о дерзком и отважном состоянии ума, который не испугается и целую реку проглотить. Однако, это объяснение по меньшей мере нелепо. Эта фраза из дзенского мондо, которое состоялось между Басё и его мирским учеником Хо Кодзи в эпоху правления династии Тан в Китае.

Хо спросил:
– Что это за человек, который ни с кем (или ни с чем) не водит компании (или не с чем ни связан). – Я скажу тебе, – ответил Басё, – вот только проглоти одним глотком все воды Западной Реки.

Говорят, это открыло ум Хо для состояния просветления.

Имея в виду это событие, можно понять, почему фраза “Воды Западной Реки” нашла своё место в тайных документах школы Синкагэ-рю. Вопрос Хо очень важен и ответ Басё тоже. Обучая дзен, часто вспоминают это мондо, и нет сомнения, что в средневековой Японии многие фехтовальщики использовали его, чтобы достичь состояния “не-умности”. Как уже раньше говорилось, мысль о смерти является величайшим препятствием для положительного исхода битвы жизни-и-смерти. Чтобы преодолеть эту мысль, препятствующую свободному и спонтанному уровню технической натренированности, фехтовальщик должен заниматься дзен. Никакое махание мечом никогда не научит человека одним глотком проглотить Западную Реку. Только он сможет совершить это чудо, и пока оно не совершилось, от вечно присутствующего сознания духа смерти уйти некуда. Дзен не только философское пояснение о вездесущности жизни, но и самый практический путь в безотносительное, где чашка чая в моей руке, разливаясь, сразу наполняет всё огромное пространство. Тихого океана, не говоря уже о мелких речушках и отдалённых уголках нашей планеты. Тайные документы также содержат многочисленные “нака”, стихотворные эпиграммы относительно мастерства в фехтовании. Некоторые из них ясно отражают дух дзен.

В душе (кокоро) абсолютно свободной

от мыслей и эмоций,

Даже тигр не отыщет места, куда

запустить свои свирепые когти.

Один и тот же веет ветерок

над соснами в горах и дубами в долине.

Почему же звучат они по-разному ?

Некоторые думают, что битьё – это умение бить,

Но битьё – это не умение бить и убийство –

не способность убивать.

Тот, кто бьёт, и тот, кого бьют –

Оба они не более чем сон,

что не имеет реальности.

Не думать, не размышлять –

Совершенная пустота:

И всё-таки что-то движется,

Следуя своим путём.

Глаз его видит.

Но нет руки, способной схватить.

Луна в ручье – вот тайна моей школы.

Облака и туманы –

Превращенья воздуха:

Солнце и Луна вечно сияют над ними.

Победа – для одного,

Ещё до битвы.

Для того, кто не думает о себе,

Пребывая в не-умности Великого

Источника.

Все эти высказывания связаны принципом “пустоты”, как учит Миямото Мусаси (1584 – 1645 г.), Дзягю Тадзама-но-ками Мунэнори и другие великие учителя. Они открывают нам величайшую тайну искусства фехтования, которая достижима лишь после длительной практики, требующей напряжения мистических, духовных и физических сил. Утверждение о необходимости духовной дисциплины позволяет считать фехтование творческим искусством.Мусаси был не только великим фехтовальщиком, но и художником школы сумиё. Стихотворения, приводимые ниже, показывают, как дух и философия дзен повлияли на мастеров фехтования. Они, конечно, не были философами и никогда не пытались обсуждать философские вопросы в связи со своей дисциплиной, поскольку их цели не имели ничего общего с концептуальным пониманием учения о пустоте.

И у них был личный опыт перед лицом жизни и смерти в образе разящего меча в руках противника. Философ мог бы рассмотреть этого противника или врага не конкретно, как это делает фехтовальщик, но в форме таких концепций как “объективный мир” или “конечная реальность”, или “дазайн” (“здесь и сейчас” – наличное бытие) или “данное”, “грубым непреложным фактором” и т.д. Мыслители пытаются одолеть эти неизвестные величины, используя все возможные источники учёности и мысли, но проблема фехтовальщика грозна и безотлагательна, она не оставляет ему времени на размышления и эрудицию. Он должен решать тут же, его “мужество” нельзя выработать, когда он немножко освободится. Этот вопрос у порога, он стучится в дверь, он навис над головой. Если ответ не последует, всё пропало. Здесь ситуация куда более критическая, чем у философа. Неудивительно, что дзен приходит спасать фехтовальщика или фехтовальщик прибегает к помощи дзен. Эти стихотворения представлены как секреты фехтования, они выражают дух дзен и его философию. Все нижеследующие стихотворения, состоящие из тридцати одного слога, – так называемые “ута” или “вака”, – становятся понятными, когда вы постигли “Воды Западной Реки” Басё или “ута” Дайто Кокуси о каплях дождя, толь же парадоксальное, как и стихотворение Басё. Нижеследующие стихи взяты из книги “Сборник произведений о фехтовании” Бу-дзюцу (Токио, 1925 г.).

Если уши твои видят, а глаза слышат, –

Без сомнения ты сохранишь в памяти

Как естественно капли дождя стекают с ив !

Весна прибыла, мягко ветер веет,

Персиковые и абрикосовые деревья в полном цвету.

Обильные росы осенними ночами,

Летят опавшие листья.

Цветы, листья клёна осенью,

Снега зимы покрыли поле белым –

Как прекрасны они, каждый по-своему.

Боюсь, привязанности мои ещё не выходят

за пределы чувственного

(Ибо я знаю, что такое Реальность).

Внутри священной ограды, пред которой я склоняюсь.

Должен быть пруд ясной воды.

Когда мой ум-луна просветлеет,

Я увижу его тень, отражённую в воде.

Где б, когда и к чему бы ум не привязался, (остановленный ум)

Поспеши отвязаться,

Если замешкаешься хоть ненадолго,

Он опять превратится в твой старый родной город.

(старое, эгоистическое “Я” человека).

Отринь

Всё, чему научился в фехтовании.

Единым глотком

Выпей все воды Западной Реки.

Я думал всё время,

Что уже научился побеждать,

Но теперь осознал:

Побеждать – не более ни менее,

чем проигрывать.

В колодце не закопан,

В воде её наполняет,

Тень отражается:

И человек без формы и тени

Вытаскивает воду из колодца.

Человек без формы и тени

Превращается в толкущего рис,

Когда он толчёт рис.

( Хой-Нэн (Эно), шестой патриарх дзен, по поручению настоятеля занимался ручным трудом, в частности толок рис).

Автор книги “Путь Меча” Такано Хиромаса пишет: “В Кэндо (Путь меча), чтобы достичь полного совершенства, необходимо не только до конца овладеть техникой, но и духовностью, которая контролирует всё искусство фехтования в целом. Это необходимое фехтовальщику состояние ума называется мусин или мусо, т.е. “не-мысль” или “не-рефлексия”, “не-размышление”. Отсюда, конечно, не следует, что не нужно совсем никаких мыслей, идей и чувств, когда вы стоите перед противником. Нужно предоставить возможность вашим естественным качествам естественно действовать у вас в сознании, свободном от мыслей, размышлений, самонаблюдения , самопознания и аффектов любого рода. Такое состояние ума называется “отсутствием Я”, не эгоистичным состоянием ( “муга” или “анатман” – не-атман), в котором нет эгоистических мыслей, нет осознания своих достижений. Этот дух саби-сиори (одиночества), текущий сквозь поэзию Сайгё и Басё. Он тоже возникает из состояния отсутствия “Я”. Его часто уподобляют отражению луны в воде. Ни луна, ни вода не собираются создать то, что мы называем отражением луны в во-де. Вода, как и луна, находятся в состоянии не-ума, в не-умности. Но когда есть хоть маленькая полоска воды, в ней видна луна. Луна одна, но её отражение везде, где есть вода.

Когда это достигнуто, ваше искусство совершенно. Дзен и Путь меча в этом едины, их цель – преодоление двойственности жизни и смерти. Исстари это понимали мастера фехтования, и самые великие из них стучались в ворота дзен”. Автор вышеупомянутой книги раскрывает интересную вещь: в феодальную эпоху в Японии мастер меча или копья часто назывался “Осё” (мастер или учитель, на санскр. упадхьяна) – т.е. титулом, обычно даваемом буддистским монахам. Истоки этого обычая можно проследить до того момента, когда в охране Кофукудзи в Наре жил один великий монах. Он жил в маленьком храме Дзидзоин, находившемся под юрисдикцией Кофукудзи и был мастером во владении копьём. Все монахи Дзидзоина учились у него этому искусству. Естественно, что он был Осё для своих учеников, и далее этот титул стал переходить ко всем мастерам меча или копья уже не зависимо от их буддийской квалификации.

Помещение, где занимаются фехтованием, называется додзё. Додзё или дзёдо – место для религиозных занятий в буддийском монастыре, его первоначальный смысл – место просветления(на санскрите это звучит бодхимандала). Вероятно, что это название было взято у буддистов.

Есть и другой аспект, который фехтовальщики переняли у дзен. В старое время, чтобы усовершенствоваться в искусстве фехтования, было принято путешествовать по стране, преодолевая трудности, которые встречаются на пути, и проходить обучение в различных школах.

Дзен-буддисты тоже бродили по стране до тех пор, пока не достигали просветления. Среди монахов эта практика называлась “путешествие пешком”, фехтовальщики называли это “муся-сюгэ” – тренировка в воинственности.

Не известно, как давно возникла эта практика среди фехтовальщиков, но зато известно об основателе Синкагэ-рю, путешествовавшем по стране. Одно событие связало его с дзенским монахом. Однажды он проезжал по маленькой деревушке в одном из отдалённых горных районов и увидел, что её жители чем-то встревожены. Дело было в том, что доведённый до отчаяния разбойник скрылся в пустом доме, захватив, как заложника, маленького деревенского мальчика, и поклялся убить его, если на него нападут. Исэ-но-ками оценил серьёзность ситуации и увидев проходившего мимо буддийского монаха, попросил его ненадолго одолжить монашеское одеяние. Чтобы выглядеть, как настоящий монах, он побрил себе голову и направился к заброшенному дому с двумя коробами для еды. Там он сказал разбойнику через закрытую дверь, что родители мальчика боятся, как бы тот не умер с голоду, и поэтому поручили ему передать еду. Сказав это, он кинул один из коробов преступнику, а затем продолжал: “Может, ты и сам голоден, так вот для тебя другая коробка”. А когда головорез протянул к ней руку, он, не теряя времени, схватил его за руку и швырнул на землю. Так разбойник стал его пленником. Затем он вернул монашеское одеяние владельцу и тот сказал: “Ты поистине человек меча”, и дал ему “какра” (или ракасу) – символ монашества, который носят на груди дзенские монахи. Говорят, что Исэ-но-ками больше никогда с этим монахом не встречался. Этот путешествующий монах не мог быть новичком в дзен, он был одним из понимающих. “Человек меча” – это выражение, широко используемое в дзен, чтобы указать на опытного монаха, который уже вышел за пределы жизни и смерти. Исэ-но-ками, должно быть, имел серьёзные основания, чтобы ценить и хранить какра, дар монаха, “путешествующего пешком”. Возможно, нижеследующая история ходила среди монахов где-то в семнадцатом веке. Она свидетельствует о большом интересе, который был у них к взаимоотношению дзен и фехтования.

Эта история взята из книги, составленной в 1844 году Минамото Токусю, изданной в пяти выпусках и называемой Гэккэк Содзи. Это сборник разных историй о фехтовании, в нём повествуется о самых разных школах, их основателях и событиях, происшедших с ними.

В конце семнадцатого и в восемнадцатом веке, к западу от Киото находилась школа Тэссин-рю. Основателем её был Оцука Тэссин. Он очень любил фехтование и ещё юношей стал выдающимся знатоком. Оцука очень гордился своим умением и, чтобы прославить своё имя, жаждал сразиться с другими искусными фехтовальщиками. Будучи в хороших отношениях с настоятелем ближайшего дзенского монастыря, он, перед тем как отправиться в путешествие, зашёл к нему попрощаться. Настоятеля звали Рюко, он был известным учителем школы Сото. Когда Тэссин рассказал ему о своём намерении, настоятель посоветовал юноше не покидать провинции: “Мир, в котором мы живём, гораздо больший, чем ты себе представляешь, и там должны быть фехтовальщики куда искуснее тебя, поэтому твои приключения завершатся бедой или гибелью”. Юноша, однако, упрямился и не желал слушать своего наставника. Рюко продолжал: “Взгляни на меня, я тоже желал большой известности в этом мире. И вот последние несколько десятков лет я практиковал медитацию здесь, а сколько учеников у меня теперь? Что касается тебя, то вряд ли кто-то назовёт тебя своим учителем. Мы всегда должны знать, кто мы и всегда довольствоваться тем, что есть”.

Это так рассердило Тэссина, что он воскликнул: “Так ты думаешь, что мой меч никуда не годится?! Разве можно сравнивать фехтование с твоим занятием?! Если я выйду из своего округа, схвачусь с кем-нибудь хорошо известным в другой местности и побью его, тогда все будут об этом говорить – и его друзья, и ученики. Если я встречу ещё одного человека в другом районе и одержу победу и над ним, слава моя будет расти, и я стану известен и там. Я уверен в своём мастерстве и не боюсь сразиться ни с кем!”

В ответ на такое самомнение Рюко мог только улыбнуться. “Знаешь что, – сказал он, – начни прямо с того, кто перед тобой. Если ты меня победишь, можешь отправляться в путешествие по всей стране. Если проиграешь, обещай стать монахом и моим учеником”.

От души рассмеявшись, Тэссин сказал: “Может, ты и велик в своём дзен, но ведь ты не фехтовальщик. Впрочем, если хочешь попытать удачи, я готов”.

Рюко дал ему бамбуковую палку, которая валялась поблизости, а сам вооружился хоссу. Тэссин, полный уверенности в успехе, попробовал первым же ударом свалить на землю дзенского монаха. Но промахнулся.

Противник был уже совсем в другом месте. Снова и снова он пытался попасть в цель и нанести удар, но было бесполезно. А в это время конский хвост частенько шлёпал его по лицу. “Ну, что ты теперь скажешь?” – спросил наконец Рюко. Тэссину нечем было хвастаться и он скромно признал своё поражение. Не теряя времени, Рюко позвал своих послушников и они принесли всё необходимое, чтобы обрить голову Тэссина и сделать его таким же монахом, как и другие.

Минамото, автор сборника, комментирует: “Весьма вероятно, что эта история сфабрикована дзенцами. Если бы Рюко, помимо того, что был дзенским учителем, не занимался фехтованием, ему бы Тэссина никогда не победить, как говорится в этой истории. Иначе Тэссин ничего не смыслит в фехтовании.

Но верно, что во многом дзен и фехтование шли рука об руку. К примеру, когда говорится о том, что нельзя “оставить промежутка и для волоска” или об искре кремня, ударявшего о сталь, – эти высказывания относятся как к дзен, так и к фехтованию, ибо ни одна школа не может игнорировать тренировку в мгновенности реакций. Однако, как бы ни был хорошо подготовлен дзенский мастер, ему не выиграть схватку у полностью подготовленного фехтовальщика. Высокое мастерство фехтования требует овладения и техникой боя, и принципом. И духовная тренировка, и технические детали – всё должно быть едино.

С профессиональной точки зрения идея Минамото правильна: реальная тренировка техники и принципа дополняют друг друга. Однако, есть по крайней мере одна школа, которая делает основной упор именно на духовной тренировке, хотя не отвергает и технику. Лидер этой школы Хори Кинтаю (1688 – 1755 гг.) хотел использовать фехтование, как способ помочь человеку в духовных достижениях и формировании характера. Его соображения следует рассматривать с нескольких точек зрения, ибо они проливают свет не только на фехтование, но и на самурайство в целом. На Западе существует непонимание духа, функции и дисциплины самураев, которые были правящим классом Японии во времена феодализма и особенно при правлении Токугава. Точка зрения Кимуры, развитая в Кэндзюцу Фусики Хэкэ, как её подаёт Хори в своём рассуждении о фехтовании, может быть изложена примерно так:

Совершенный фехтовальщик избегает ссор и схваток. Схватка означает убийство. Как можно довести себя до того, чтобы убить ближнего? Все мы хотим любить друг друга, а не убивать. Мы нравственные создания и не станем опускаться до скотского состояния. Что толку быть прекрасным фехтовальщиком, если теряешь человеческое достоинство? Лучше всего быть победителем без схватки.

Меч – зловещее оружие, если он убивает при безвыходных ситуациях. Используя его, делайте меч дающим жизнь, а не несущим смерть. Если человек родился в самурайской семье, он должен изучать фехтование, такова его профессия. Всё дело в том, что фехтование надо использовать в изучении Пути (Дао). Правильно использованный меч поможет развить ваш дух.

Большое преимущество меча перед книгами в том, что одна ошибка позволит противнику сразу же нанести вам удар. Поэтому вы вынуждены быть всё время на чеку, и не только во время фехтования. Вы всегда должны быть правдивы по отношению к себе и не допускать праздномыслия. Думать, конечно, очень полезно, но бывают случаи, когда мысли мешают работе, когда их нужно отстранить и дать выдвинуться бессознательному. В таких случаях вы перестаёте управлять своим сознанием и становитесь орудием неизвестного. Неизвестное не обладает эгоистическим сознанием и не содержит мысли о победе, ибо действует в сфере не двойственности, где нет субъекта и объекта. Именно по этому меч движется как надо и схватка оканчивается победой. Это практическое приложение Лао-Цзы о “деянии не деянием”. Сун-пу – великий авторитет в военных искусствах – говорит: “Вовсе не самое лучшее побеждать в каждой схватке; самое лучшее – побеждать, не думая победить. Вот совершенная победа”.

Быть бдительным – значит быть совершенно серьёзным; быть совершенно серьёзным – значит быть совершенно искренним с самим собой и эта искренность, в конце концов, ведёт к раскрытию Небесного пути (Дао). Небесный Путь превыше “я”, это мусин, “не-ум” или мунэн – “не-мысль”. Когда мусин осознан, ум не знает препятствий и задержек, он свободен от мысли о жизни и смерти, достижении и потере, победе и поражении. Пока человек думает о том, чтобы победить врага, его ум полностью забит всякими схемами о том, как это сделать, но если враг лучше владеет техникой, или применит что-либо неожиданное, – а это вполне вероятно, – тогда схемы окажутся непригодными и человек, вооружённый этими схемами, погибнет. Если оба подготовлены одинаково, тогда схватка закончится взаимным убийством (ай-ути). Когда схема встречается со схемой, трудно предвидеть исход поединка. Итак, совершенный фехтовальщик выходит из двойственности, и тогда он уже не просто владелец меча.

Самурай носит два меча – длинный и короткий. Знать, как ими пользоваться – это и есть профессионализм. Самурай должен не только тренировать силу и думать о мече, который убивает, ибо ощущением силы всегда склонны злоупотреблять. Меч должен убивать эгоизм – корень всех ссор и сражений. Школа Дзягю даёт возможность “одним глотком выпить воды Западной Реки”, что является кульминацией (точкой высшего напряжения, подъёма) тренировки фехтовальщика. Технические детали должны подчиняться этому принципу, который определяет будущий духовный облик фехтовальщика. Школа, представляемая Хори Кинтаю, происходит из школы Дзягю Тадзима-но-ками, который связал все стадии тренировки фехтовальщика с тренировкой дзен-буддиста, как его учил Такуан. Ранее уже говорилось, что выражение “воды Западной Реки” взято из ответа Басё на вопрос мирянина Хо: “Кто тот, кто стоит одиночкой среди ста тысяч объектов?” Вряд ли все фехтовальщики, повторявшие это выражение, понимали его. Если судить по тому, что они об этом пишут, – они “это” не пережили. В таком случае ещё более интересно, что они как-то связывали “воды Западной Реки” с тем конечным принципом, который руководит неосознанными процессами фехтовальщика. Даже изучив все малейшие технические тонкости, фехтовальщик не может считаться совершенным, пока не погрузится глубоко в “воды Западной Реки” и не встретится с тем, “кто стоит одиноко среди ста тысяч объектов”. Может быть, основным мотивом, который побудил Кимуру Кюхо, ученика Кинтаю, написать это короткое исследование о фехтовании и назвать его “Неизвестное в искусстве фехтования” было то, что в его дни, видимо, очень немногие из фехтовальщиков действительно понимали Басё.

Данные выводы заканчиваются цитатой, подводящей итог диалога Кимуры,- вернее, Хори.

Вопрос. Вы прекрасно сказали. Я с вами совершенно согласен. Но как приложить всё это к практическим деталям искусства?
Ответ. Самое главное осознать, что всё, что может быть выражено символами или словами – вторично, что это не более чем следы. Поэтому дзенские учителя отказываются считать литературу или слова окончательными. Возможно достичь конечной субстанции посредством этих следов, букв или символов. Сама конечная реальность не есть символ. Она не оставляет следов и не может быть передана ни письменно, ни устно, но мы приходим к ней, прослеживая следы до их источника, из которого они происходят. Если мы остановимся на символах или умозаключениях, нам этот принцип не осознать.

Вопрос. Когда мы отказываемся от символического языка или от умозаключений, разве мы при этом не остаёмся в абсолютном небытии вещей?
Ответ. Да. И это самое трудное в достижении осознания. Поэтому хороший тренер очень осторожно занимается с начинающим, чтобы упражнения в технике шли параллельно с пониманием принципа. Бывает, что человек за всю свою жизнь так и не постигает принципа. Главное – искать не вовне, а внутри себя.

Вопрос. Но тогда в фехтовании нет тайной передачи?
Ответ. Самое последнее невозможно передать от человека к человеку. Оно у каждого находится внутри. Вся техническая дисциплина служит тому, чтобы фехтовальщик в конце концов это увидел. То же самое и вообще с обучением. В самой учёности немного толку. Вы можете прочесть всё, что написано о духовной тренировке и духовном достижении, но главное – осознать суть бытия. Осознание этой тайны возможно лишь в глубинах самого себя, оно не ваше, а чужое.

Вопрос. А что вы можете сказать об этой тайне?
Ответ. Всё, что я могу сказать, это то, что я не знаю или что это непостижимо.

Вопрос. Значит, нам нужно оставаться невеждами?
Ответ. Нет, не значит. Это значит знать и не знать.

Вопрос. Почему?
Ответ. Ни почему. Это знать, как бы не зная. Всё, что я могу объяснить, это вне знания (Фуси-хи или фури).

Ито Кагэхиса (1560-1653) был воином, славившимся несравненным мастерством в фехтовании на мечах. Для него образцом мастерства в фехтовании было использование только одного технического приема. Он разработал теорию, которая утверждала, что бесконечное число технических приемов могло быть получено из одного-единственного базового технического приема. Этот единственный прием он назвал кири-отоси [срубание, подрубание].

Основываясь на этой теории, он изменил свое имя на Иттосай – “человек, [использующий] один прием [фехтования] на мечах” – и создал стиль Итто-рю(“один [прием] меча”).

Иттосай недолюбливал слово “кэндзюцу”, которое он ассоциировал с грубым и неодухотворенным воинским искусством. Он предпочел вместо этого назвать свою новую разновидность искусства фехтования на мечах “хэйхо”. Иттосай обосновал причину своего выбора тем, что кэндзюцу являло собой искусство убивать, в то время как хэйхо было искусством защиты.